Неточные совпадения
Но вот из-за кулис, под яростный грохот и вой оркестра, выскочило десятка
три искусно раздетых
девиц, в такт задорной музыки они начали выбрасывать из ворохов кружев и разноцветных лент голые ноги; каждая из них была похожа на огромный махровый цветок, ноги их трепетали, как пестики в лепестках,
девицы носились по сцене с такой быстротой, что, казалось, у всех одно и то же ярко накрашенное, соблазнительно улыбающееся лицо и что их гоняет по сцене бешеный ветер.
С Елизаветой Спивак Кутузов разговаривал редко и мало, но обращался к ней в дружеском тоне, на «ты», а иногда ласково называл ее — тетя Лиза, хотя она была старше его, вероятно, только года на два — на
три. Нехаеву он не замечал, но внимательно и всегда издали прислушивался к ее спорам с Дмитрием, неутомимо дразнившим странную
девицу.
— Зашел сказать, что сейчас уезжаю недели на
три, на месяц; вот ключ от моей комнаты, передайте Любаше; я заходил к ней, но она спит. Расхворалась
девица, — вздохнул он, сморщив серый лоб. — И — как не вовремя! Ее бы надо послать в одно место, а она вот…
Вера мельком оглядела общество, кое-где сказала две-три фразы, пожала руки некоторым
девицам, которые уперли глаза в ее платье и пелеринку, равнодушно улыбнулась дамам и села на стул у печки.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник, в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу молодых чиновников и несколько неподросших
девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Затем умер вскорости и отец
девицы, говорят, от горести, которая и вызвала второй удар, однако не раньше как через
три месяца.
Вошли две дамы, обе
девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня
тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз в моей жизни, мельком на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если место будет, потому что в сущности не стоит).
Николай же Парфенович Нелюдов даже еще за
три дня рассчитывал прибыть в этот вечер к Михаилу Макаровичу, так сказать, нечаянно, чтобы вдруг и коварно поразить его старшую
девицу Ольгу Михайловну тем, что ему известен ее секрет, что он знает, что сегодня день ее рождения и что она нарочно пожелала скрыть его от нашего общества, с тем чтобы не созывать город на танцы.
Старая
девица высидела у Татьяны Борисовны
три часа, не умолкая ни на мгновенье.
Прошло месяца
три по отъезде князя, и в семействе Иволгиных услыхали, что Коля вдруг познакомился с Епанчиными и очень хорошо принят
девицами.
Девицы усмехнулись новой фантазии их фантастической сестрицы и заметили мамаше, что Аглая, пожалуй, еще рассердится, если та пойдет в парк ее отыскивать, и что, наверно, она сидит теперь с книгой на зеленой скамейке, о которой она еще
три дня назад говорила, и за которую чуть не поссорилась с князем Щ., потому что тот не нашел в местоположении этой скамейки ничего особенного.
Варвара Ардалионовна была
девица лет двадцати
трех, среднего роста, довольно худощавая, с лицом не то чтобы очень красивым, но заключавшим в себе тайну нравиться без красоты и до страсти привлекать к себе.
Девицы обыкновенно вставали на даче около девяти часов; одна Аглая, в последние два-три дня, повадилась вставать несколько раньше и выходила гулять в сад, но все-таки не в семь часов, а в восемь или даже попозже.
Года
три с небольшим ходила Агафья за Лизой;
девица Моро ее сменила; но легкомысленная француженка с своими сухими ухватками да восклицанием: «Tout çа c’eat des bêtises» — не могла вытеснить из сердца Лизы ее любимую няню: посеянные семена пустили слишком глубокие корни.
Надо, — говорит, — чтобы невинная
девица обошла сперва место то по
три зари, да ширп бы она же указала…» Ну, какая у нас в те поры невинная
девица, когда в партии все каторжане да казаки; так золото и не далось.
Но он высвободился из-под ее руки, втянув в себя голову, как черепаха, и она без всякой обиды пошла танцевать с Нюрой. Кружились и еще
три пары. В танцах все
девицы старались держать талию как можно прямее, а голову как можно неподвижнее, с полным безучастием на лицах, что составляло одно из условий хорошего тона заведения. Под шумок учитель подошел к Маньке Маленькой.
Приказчики от Керешковского, обиженные тем, что
девицы больше уделяли внимания кабинету, чем залу, затеяли было скандал и пробовали вступить со студентами в задорное объяснение, но Симеон в один миг укротил их двумя-тремя властными словами, брошенными как будто бы мимоходом.
Она величественна в своем черном платье, с желтым дряблым лицом, с темными мешками под глазами, с
тремя висящими дрожащими подбородками.
Девицы, как провинившиеся пансионерки, чинно рассаживаются по стульям вдоль стен, кроме Жени, которая продолжает созерцать себя во всех зеркалах. Еще два извозчика подъезжают напротив, к дому Софьи Васильевны. Яма начинает оживляться. Наконец еще одна пролетка грохочет по мостовой, и шум ее сразу обрывается у подъезда Анны Марковны.
« Я
три раза ранен — и вот причина моего молчания; но ныне, благодаря бога, я уже поправляюсь, и знакомая твоя
девица, госпожа Прыхина, теперешняя наша сестра милосердия, ходит за мной, как дочь родная; недельки через
три я думаю выехать в Петербург, куда и тебя, моя Машурочка, прошу прибыть и уврачевать раны старика.
—
Три раза, канальи, задевали, сначала в ногу, потом руку вот очень сильно раздробило, наконец, в животе пуля была; к тяжелораненым причислен, по первому разряду, и если бы не эта
девица Прыхина, знакомая ваша, пожалуй бы, и жив не остался: день и ночь сторожила около меня!.. Дай ей бог царство небесное!.. Всегда буду поминать ее.
— Как же-с!.. Геройского духу была
девица!.. И нас ведь, знаете, не столько огнем и мечом морили, сколько тифом; такое прекрасное было содержание и помещение… ну, и другие сестры милосердия не очень охотились в тифозные солдатские палатки; она первая вызвалась: «Буду, говорит, служить русскому солдату», — и в
три дня, после того как пить дала, заразилась и жизнь покончила!..
— Повинуйтесь, дружки мои, властям вашим! — проголосила за ним одна из старух-девиц, успевшая в эту сумятицу стащить еще две —
три иконы.
— Вот тут барин жил и лет тридцать такую повадку имел: поедет по своим деревням, и которая ему
девица из крестьянства понравится, ту и подай ему сейчас в горницы; месяца два,
три, год-другой раз продержит, а потом и возвращает преспокойно родителям.
Нет, оно совершается так потому, что не может иначе совершиться. L'histoire a sa logique, mon cher, [У истории своя логика, дорогой мой (франц.)] и для каких-нибудь двух-трех десятков
девиц не может изменить свое величественное течение!
В настоящее время штат этих приживалок состоял всего из
трех экземпляров: институтка Эмма, лимфатическая полная особа немецкого происхождения, какая-то безымянная дворяночка Аннинька, веселое и беспечное создание, и истерическая, некрасивая
девица Прасковья Семеновна.
Что до дам и
девиц, то давешние расчеты Петра Степановича (теперь уже очевидно коварные) оказались в высшей степени неправильными: съехалось чрезвычайно мало; на четырех мужчин вряд ли приходилась одна дама, да и какие дамы! «Какие-то» жены полковых обер-офицеров, разная почтамтская и чиновничья мелюзга,
три лекарши с дочерьми, две-три помещицы из бедненьких, семь дочерей и одна племянница того секретаря, о котором я как-то упоминал выше, купчихи, — того ли ожидала Юлия Михайловна?
— В наш век стыдно читать, что мир стоит на
трех рыбах, — протрещала вдруг одна
девица. — Вы, Кармазинов, не могли спускаться в пещеры к пустыннику. Да и кто говорит теперь про пустынников?
Всех дам в комнате было
три: сама хозяйка, безбровая ее сестрица и родная сестра Виргинского,
девица Виргинская, как раз только что прикатившая из Петербурга.
Старуха на это отрицательно и сердито покачала головой. Что было прежде, когда сия странная
девица не имела еще столь больших усов и ходила не в мужицких сапогах с подковами, неизвестно, но теперь она жила под влиянием лишь
трех нравственных двигателей: во-первых, благоговения перед мощами и обоготворения их; во-вторых, чувства дворянки, никогда в ней не умолкавшего, и, наконец, неудержимой наклонности шлендать всюду, куда только у нее доставало силы добраться.
Собравшийся к ним люд был разнообразен: во-первых, несколько молодых дам и
девиц, несколько статских молодых людей и два —
три отпускных гвардейских офицера, товарищи юного Углакова.
Таков-то был маскарад, куда повлекли взбалмошные
девицы легкомысленного гимназиста. Усевшись на двух извозчиках,
три сестры с Сашею поехали уже довольно поздно, — опоздали из-за него. Их появление в зале было замечено. Гейша в особенности нравилась многим. Слух пронесся, что гейшею наряжена Каштанова, актриса, любимая мужскою частью здешнего общества. И потому Саше давали много билетиков. А Каштанова вовсе и не была в маскараде, — у нее накануне опасно заболел маленький сын.
Невеста — чудо красоты и ума, жених — правда, белый, розовый, нежный (что именно не нравилось Софье Николавне), но простенький, недальний, по мнению всех, деревенский дворянчик; невеста — бойка, жива, жених — робок и вял; невеста, по-тогдашнему образованная, чуть не ученая
девица, начитанная, понимавшая все высшие интересы, жених — совершенный невежда, ничего не читавший, кроме двух-трех глупейших романов, вроде «Любовного Вертограда», — или «Аристея и Телазии», да Русского песенника, жених, интересы которого не простирались далее ловли перепелов на дудки и соколиной охоты; невеста остроумна, ловка, блистательна в светском обществе, жених — не умеет сказать двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям, подалее от светских говорунов, которых просто боялся, хотя поистине многих из них был гораздо умнее; невеста — с твердым, надменным, неуступчивым характером, жених — слабый, смирный, безответный, которого всякий мог загонять.
Да и что здесь
девиц, что ли, очень много: две,
три — да и обчелся; красавицы-то хваленые — председательские дочки, по мне, прегадкие, да и, говорят, перемигиваются с какими-то секретаришками.
Внимание Квашнина к его новым знакомым выражалось очень своеобразно. Относительно всех пятерых
девиц он сразу стал на бесцеремонную ногу холостого и веселого дядюшки. Через
три дня он уже называл их уменьшительными именами с прибавлением отчества — Шура Григорьевна, Ниночка Григорьевна, а самую младшую, Касю, часто брал за пухлый, с ямочкой, подбородок и дразнил «младенцем» и «цыпленочком», отчего она краснела до слез, но не сопротивлялась.
В числе этих гостей первое место занимали две институтки, милые, образованные
девицы, с которыми Лидины были очень дружны, и княжны Зорины,
три взрослые невесты, страстные любительницы изящных художеств.
— Скажите, какое происшествие! — и затем торопливо прочел: «Третьего мая в номера трактира «Дон» приехал почетный гражданин Олухов с
девицею Глафирою Митхель. Оба они были в нетрезвом виде и, взяв номер, потребовали себе еще вина, после чего раздался крик
девицы Митхель. Вбежавший к ним в номер лакей увидел, что Олухов, забавляясь и выставляясь из открытого окна, потерял равновесие и, упав с высоты третьего этажа, разбил себе череп на
три части. Он был найден на тротуаре совершенно мертвым».
— Вспомните только, что этой
девице двадцать
три года; ее никто не хочет брать замуж, и вдруг вы, богатый, знатный, являетесь женихом! да они тотчас ухватятся за эту идею, уверят вас, что вы и в самом деле жених, и женят вас, пожалуй, насильно. А там и будут рассчитывать, что, может быть, вы скоро умрете.
Остальное время он был занят преподаванием физики в высшем классе гимназии или заботами о семействе своей молодой супруги, из числа которого
три взрослые
девицы, ее сестры, жили у него постоянно.
Теперь спрашиваю я вас, кто из всех
трех поступил лучше пред лицом Бога —
девица, жених или разбойник?
Ал. Ив. Григорьев и родной брат его Николай Иванович родились в семье владимирского помещика; но поступя на службу, отказались от небольшого имения в пользу преклонной матери и двух, если не
трех, сестер, старых
девиц.
Дача Захлебининых — большой деревянный дом, в неизвестном, но причудливом вкусе, с разновременными пристройками — пользовалась большим садом; но в этот сад выходили еще
три или четыре другие дачи с разных сторон, так что большой сад был общий, что, естественно, и способствовало сближению
девиц с дачными соседками.
Эта Марья Никитишна, девушка лет уже двадцати
трех, зубоскалка и даже умница, была гувернанткой маленьких детей в одном соседнем и знакомом семействе и давно уже считалась как родная у Захлебининых, а
девицами ценилась ужасно.
Пятого ноября, я еще не сходил сверху, потому что до половины второго просидел у меня Кавелин, только что успели прибежать ко мне Вера и Машенька, чтоб послушать «Арабески» Гоголя, которые я накануне купил для Машеньки, как вбежал сам Гоголь, до того замерзший, что даже жалко и смешно было смотреть на него (в то время стояла в Петербурге страшная стужа, до двадцати
трех градусов при сильном ветре); но потом, посогревшись, был очень весел и забавен с обеими
девицами.
Лошадей для возки возьмите у головы, да захватите и его
трех дочек —
девицы для упряжки вполне годные.
Услыша ласковое ржанье
Желанных вороных коней,
Чье сердце, полное вниманья,
Тут не запрыгало сильней?
Забыта жаркая перина…
«Малашка, дура, Катерина,
Скорее туфли и платок!
Да где Иван? какой мешок!
Два года ставни отворяют…»
Вот ставни настежь. Целый дом
Трет стекла тусклые сукном —
И любопытно пробегают
Глаза опухшие
девицРяды суровых, пыльных лиц.
Осип (срывает фонарь, тушит и кладет его в карман). B прошлом годе в городе я у Дарьи Ивановны, что вещи краденые покупает да питейное заведение с
девицами держит, в стуколку играл…
Три копейки обязательного были… Ремизы доходили до двух целковых… Выиграл восемь рублей… (Срывает другой фонарь.) Весело в городе!
— А вот как, — молвила Никитишна. — Вы,
девицы, хоть не родные сестрицы, зато все красавицы. И вас не
три, а целых семь вкруг меня сидит — Груню в счет не кладу, отстала от стаи девичьей, стала мужней женой, своя у ней заботушка… Вот и сидите вы теперь,
девицы, в высоком терему, у косящата окна, а под тем окном Иван-царевич на коне сидит… Так, что ли?
— Надо будет матушку Манефу просить, у нее
девицы три либо четыре без дела сидят, — сказала Таисея. — Виделся с матушкой-то?
Три середы читали, игуменья сама с
девицами сидела, чтобы, знаешь, слушали, не баловались.
Только что обмыли покойницу, взяла Никитишна у Аксиньи Захаровны ключи от сундуков и вынула, что нужно было для погребенья. Дала
девицам кусок тонкого батиста на шитье савана, а первые
три стежка заставила сделать самое Аксинью Захаровну. Под венец ли
девицу сряжать, во гроб ли класть ее — всякое шитье мать должна зачинать — так повелось на Руси…